Счастье, подумал он. Голубые горизонты юности. Золотая
гармония жизни. Счастье! Боже мой, куда все это ушло?

Как она обращается с этим словом, подумал Равик. Совсем не думая, как с пустым
сосудом. Наполняет его чем придется и затем называет любовью. Чем только не наполняли этот
сосуд! Страхом одиночества, предвкушением другого «я», чрезмерным чувством собственного
достоинства. Зыбкое отражение действительности в зеркале фантазии! Но кому удалось постичь самую суть? Разве то, что я сказал о старости вдвоем, не величайшая глупость? И разве при всей своей бездумности она не ближе к истине, чем я? Зачем я сижу здесь зимней ночью, в антракте между двумя войнами, и сыплю прописными истинами, точно школьный наставник? Зачем сопротивляюсь, вместо того чтобы очертя голову ринуться в омут, – пусть ни во что и не веря?